Три великих жизни [сборник 1968] - Вера Михайловна Корсунская

Двойные названия

Линнеусу принадлежит блестящая реформа ботанического научного языка. Он применил для растений двойные названия — родовое и видовое. Имя рода — общее для всех видов, относящихся к нему; имя вида относится к растениям данного вида.

Кто не знает смородины красной, черной, белой? Название рода — смородина, видовые — красная, черная, белая, а полные названия: смородина красная, смородина черная, смородина белая.

Идея двойного названия для растений — родового и видового — не принадлежит Линнеусу; первая попытка сделана больше чем за 100 лет до него.

— Артеди, друг мой, читали вы Каспара Баугина? Как вы относитесь к его мыслям о двойных названиях для растений?

Артеди отложил книгу и посмотрел на товарища.

— Вы часто думаете об этом. Я тоже. Двойные названия были бы очень удобны.

— Каспар Баугин, подумать только, еще столетие тому назад попробовал так называть виды. У Августа Ривинуса семьдесят лет спустя уже лучше получалось, отчетливее, яснее.

— А у вас еще лучше выйдет, дорогой Линнеус, нет, нет, я не шучу! То, что было не под силу раньше…

— Да, это наша задача, — перебил Линнеус. — Почему не получалось у них? Они давали длинные характеристики вместо названий, а это не одно и тоже. Сама же идея превосходна. Ривинус предложил называть вид родовым названием и дополняющим прилагательным. Вот над этим и надо крепко подумать.

Артеди вполне разделял мнение Линнеуса. Он сам раздумывал над тем, как упорядочить названия рыб по принципу двойных названий.

— Если не знаешь названий, то теряешь и познание, — говорит Линнеус.

В жизни люди очень давно стали применять двойные названия предметов, подчеркивая этим сходство и различие между ними. Ну вот например: книжный шкаф, кухонный шкаф, платяной шкаф. «Шкаф» — родовое название, а «книжный», «кухонный», «платяной» обозначают вид. Неудивительно, что и в науке давно, появилась мысль о двойных именах для растений и животных — удобно!

До Линнеуса ученые давали растениям только названия родовые. Называли: дуб, клен, сосна, крапива, клевер, фиалка, а чтобы обозначить вид, употребляли те длинные описания признаков, которые не понравились Линнеусу еще в юности. Другими словами, наука употребляла названия растений по родам, подобно тому как это обычно делалось и делается в разговорном житейском языке применительно к растениям и животным.

Сначала и Линнеус пользовался исключительно родовыми понятиями и родовыми названиями, а потом перед ним встала задача — отграничить друг от друга виды одного рода, а внутри видов и разновидности. И он практически делал это продуманно и последовательно во всех своих работах, начиная с первой статьи о лапландской флоре.

С каждой новой работой он все более и более убеждается в том, что принцип двойных названий правильный, а применение его необходимо для успешного развития ботаники и зоологии. Почему? Удобно, экономно, практично и устраняет путаницу в названиях. Не следует придумывать множества имен для все вновь и вновь открываемых растений и животных. Надо дать названия родам, а их во много раз меньше, чем видов, — значит, назвать роды не так трудно!

И Линнеус дал эти названия, при этом не стал сам придумывать их все. Он выбрал многие у других авторов и предложил свои. Как всегда, исключительная начитанность и редкостная память, вместе с тонким чутьем, помогли ему взять наиболее подходящие названия. Доказательство? Самое веское: эти названия до сих пор удерживаются.

А как же с видами? Да при двойном названии их можно называть одними и теми же прилагательными: красный, белый, черный, золотистый, большой, малый, высокий, низкий, ползучий, обыкновенный… И никакой путаницы не будет! Так и теперь употребляют эти прилагательные для разных родов.

Это была замечательная реформа с названиями растений.

Но никогда бы она не удалась Линнеусу без одновременной реформы самого ботанического языка.

Язык ботаники

Как часто школьники, да и взрослые, жалуются на то, что трудно запоминать термины науки, техники. Напрасно! Без термина нет точности в науке, нет понимания между людьми. До тех пор, пока в ботанике не было точных научных обозначений всех частей растения — своей общепринятой терминологии, — в ней царила неразбериха.

Надо вспомнить, что Линнеус столкнулся с этой путаницей очень рано, еще гимназистом, которого учителя на все лады корили за безделье. А между тем юноша уже начинал смутно понимать, что в его любимой ботанике не все обстоит благополучно, потому что нет строго определенного, точного языка.

— Нет четких определений признаков, и быть не может, если нет общепринятых терминов. Если будут такие термины, тогда можно сравнивать виды между собой. Мы будем понимать друг друга. А пока у нас столпотворение вавилонское…

Об этом часто беседовали два голодных упсальских студента. И оба готовились усерднейшим образом к великой роли реформаторов в своей области науки. Читали днем каждую минуту, ночью, пренебрегая сном, изучая язык ботаника и зоолога.

Линнеус рассмотрел громадное количество растений во всех деталях их строения. Искал для каждой из них название в книгах других ученых. Опять отбирал те, которые считал удачными. У одного автора взял названия: метелка, щиток, колос, у другого — прицветник; оставил и такие — чашечка, тычинка, пестик, пыльца. Многим частям растений сам дал названия. Например: в тычинке отметил нить и пыльник, пестик разделил на завязь, столбик и рыльце. В книге «Основы ботаники» он приводит около 1000 ботанических терминов, понятно объяснив, где и как употреблять каждый из них.

Ботаника получила свой собственный язык, краткий, точный, научную терминологию. И Линнеус первый пользуется ею при описании сада Клиффорта. Это был великолепный пример, как надо пользоваться созданным научным языком. А если прибавить к этому, что Клиффорт не пожалел денег на отличную бумагу и рисунки, то пример оказался очень наглядным.

По сути дела, Линнеус